Читать интересную книгу Охота на гончую - Михаил Кранц

Николаю пришлось зажмуриться, чтобы прогнать наваждение. И как он дошел до жизни такой, что испугался парочки жалких оборвышей? Вот уж кому повезло! И на него случайно наткнулись, и рядом китайцы эти – не первый день, небось, местным глаза мозолят. Прием невольников у населения, цены договорные, мать их… Хотелось верить, что все-таки здесь не Чечня, и кто-нибудь наверху примет меры, опасаясь международной огласки. Страх и усталость мешали Николаю до конца осознать, куда он попал.

Глава II

Следующим утром рабов подняли с холодной сырой земли, сняли путы и древками копий загнали в реку по пояс – мыться. На мгновение у Николая возникла шальная мысль уйти вплавь, сперва нырнув и задержав воздух в легких как можно дольше. Но эту идею пришлось отмести сразу. Не таким уж хорошим он был пловцом, хоть и получал когда-то юношеские разряды. К тому же в лагере Николай видел луки. Огромные, наверняка дальнобойные – и на середине реки достанут.

Николай вылез на берег и спешно завернулся в какую-то рваную, никому не нужную тряпку. Другой одежды в ближайшем будущем не предвиделось, и все же это было лучше, чем ничего.

Есть пришлось, понятное дело, руками. Из одного большого, на всех, котла, скорей похожего на корыто. Чтобы не возникала давка, и каждый мог приобщиться к кормушке, стража все теми же крепкими древками поддерживала порядок и очередность. Пару раз, когда ситуация выходила из-под контроля, в воздухе громко свистела плеть, и все возвращалось на круги своя.

О происхождении липкой, безвкусной мешанки, предназначенной в пищу, задумываться явно не стоило. Однако ее вполне хватило на целые сутки, до следующего «шведского завтрака». Рабов не морили голодом, ведь они стоили денег. Своего рода экономическая стабильность. Достаточная, чтобы невольник был твердо уверен в завтрашнем дне – таком же, как сегодняшний и вчерашний.

– Ду ю спик инглиш? Ай эм… – украдкой пытался общаться Николай с товарищами по несчастью.

Получалось смешно. Должно быть, английский, как международный язык, здесь не котировался. Да и китайский пленники, хоть и выглядели типичными азиатами, понимали с трудом, намного хуже самого Николая. Хозяева, как он слышал, называли этих людей ухуань – ничего не говорившее ему слово.

Путешествие вдоль реки продолжалось еще неделю, с гораздо меньшим успехом, чем прежде. Купцы приобрели троих пленников с той стороны, да стража поймала двух зазевавшихся рыбаков с этой. Местность становилась все более дикой, безлюдной, и было ясно, что делать хозяевам здесь уже нечего. Окружавшая тишина вдруг наполнилась непонятной тревогой. Николай буквально чувствовал ее на ощупь – словно дотрагивался до змеиной кожи. Странное напряжение усиливалось, пока не повисло в воздухе, грозя превратить рабское стадо в неуправляемую толпу.

Едва караван рабов удалился от берега, тревожный шепот разом умолк. Купцы и стража заметно повеселели, словно путь к месту, где надлежало продать невольников, был усыпан цветами и устлан бархатом. Впрочем, ходили они такими путями-дорогами наверняка не впервые, и потому имели все шансы доставить товар без каких-либо происшествий, в целости и сохранности. К своему стыду, Николай в глубине души был рад этому. Жить все еще очень хотелось, даже в плену.

Топкие тростниковые заросли сменились обширными редколесьями. Двигаться стало намного легче, и все же долгие переходы в связке с парой сотен людей, безразличных почти ко всему, выматывали Николая полностью. Несмотря на все усилия стражи, рабы часто шли беспорядочно, а не друг за другом, как было приказано. И падали, спотыкаясь о толстый пеньковый канат, привязавший каждого к двум ближним соседями. Тем временем погонщики из кожи вон лезли, понукая строптивых верблюдов, которым не больно-то нравилось тащить на себе шатры, припасы и прочий скарб. Дозорные проносились мимо на взмыленных лошадях – во все стороны, откуда могла исходить угроза.

Шум стоял дикий, вонь – как в зверинце. Полчища комаров и слепней покрывали все звонким, кусачим туманом. Так продолжалось, покуда солнце, будто стыдясь увиденного, не убегало за горизонт. В пути кормили перед ночевкой – все той же бурдой из корыта. Приправой был аромат жареного на костре мяса, долетавший со стороны хозяйских шатров. А впереди ждала ночь под открытым, усеянным звездами небом. Самое время для размышлений – если бы только хватало сил…

Во сне тревога вернулась. И выросла в ужас – черный и беспросветный, как полночь вокруг. Чьи-то убийственной силы руки (лапы? челюсти?) больно стиснули туловище. Но не причинили вреда – лишь подняли над землей, вверх по звездной тропе, туда, где кончаются пространство и время. Где бездна, плач и срежет зубов… Или надежда, что оставил входящий?

Задыхаясь, в холодном поту, Николай едва сумел разомкнуть вдруг отяжелевшие, будто налитые свинцом веки. Лежа навзничь, он смотрел в неподвижные глаза-звезды – и они заглядывали в него. Ничто не нарушало заведенный Богом порядок, лишь странный, призрачный свет огромного метеора словно росчерком пересек небосклон. И сгинул так быстро, что Николай сомневался, видел ли его в самом деле. А следом – далекий, едва различимый звук. То ли проходящая стороной гроза, то ли ветер принес откуда-то эхо собачьего лая.

– Тянь-гоу! – сдавленно прошептал рядом один из невольников. – Шэнь!

Николай кое-как разобрал слова на исковерканном даже по его меркам китайском. Но смысла в них отыскать не смог, а расспрашивать не хотелось. Дух небесного пса? Бред! Все персонажи здешних легенд вместе с прочими загадками мира не стоили оставшихся часов сна. А утром пришлось позабыть обо всем – вконец измотавший путь не оставил сил даже для памяти. Прошлое с первых дней сознательной жизни казалось лишь четкой последовательностью шагов, как бесконечной, так и бесцельной. Из ниоткуда. Сквозь ничто. В никуда.

* * *

К полудню Николай едва волочил ноги. И когда все рабы в связке как один рухнули наземь, увлекая его за собой, сперва пришло облегчение. Что бы ни случилось, это был шанс отдохнуть. Щекой он чувствовал дрожь горячей земли под копытами, свист и крики бешеной ярости ветром неслись над ним.

Слегка приподняв голову, Николай вдруг увидел, что низкорослый крепыш, еще недавно шагавший рядом, корчится, извивается в залитой кровью траве. Молча, как червяк под колесами. Из пробитого насквозь горла в двух местах торчала стрела.

Не помня себя, Николай орал за двоих. Неистово, по нарастающей, будто стрела терзала его самого, с каждым движением дергаясь и ворочаясь в ране. Страх, накопившийся гнев, фантомная боль – черт знает что еще выплеснулось наружу. Но оставаться прежним Николай уж точно не мог. Что-то сломалось в нем – не иначе прутья невидимой клетки, удерживавшей иную, прежде скрытую половину души. Стиснув зубы, он замолчал и встал на ноги.

Всадники мчались во весь опор, охватив караван кольцом смерти. С криками, слышными издали, на скаку подымая тучи пыли и стрел. И вновь громкий свист, леденящий кровь в жилах, стоны людей, рев бешеных от боли верблюдов… Но Николай и представить не мог, на что способен ответный удар.

Стражники вовремя спешились, встали в круг, и это дало им преимущество. Теперь их огромные луки могли бить прицельно, разя без промаха конную лаву врага. Вожак орды в приметной барсовой шкуре стал первой мишенью. Нелепо взмахнув руками, он вылетел из седла. За ним упали десятка два его воинов. Еще один залп накрыл удиравших, и те, кому повезло спастись, исчезли за стеной пыли. Вслед им сквозь ругань и смех прозвучало знакомое слово «хунну», на этот раз уже с явным презрением. Должно быть, кочевников здешних равнин боялись гораздо меньше, чем их северных родичей.

Даже Николай мог видеть все недостатки стрельбы на скаку, хоть выглядели грабители поначалу эффектно. Пожалуй, на испуг взяли бы, да только не всякого. Землю вокруг усеяли стрелы, однако ущерб каравану был невелик – лишь несколько раненых людей и животных. Большинство сумело продолжить путь. И только раб с переполненным кровью горлом остался лежать позади, умирая в муках. Николай прежде не знал, что с такой раной конец приходит не сразу – если пусть изредка, но все же есть возможность дышать.

Стражники поленились добить несчастного, хоть каждый наверняка это сделал бы для загнанной лошади. Так Николай окончательно выяснил, кто он теперь такой, и что за судьба его при случае ожидает. И еще понял, что скоро не сможет терпеть.

– Хотите домой? – осторожно спрашивал он вполголоса, «простукивая» соседей по связке. – Кто помнит дорогу обратно?

Здешний язык во многом не походил на тот, что Николай слышал прежде, пересекая границу. И все же проблема была не в различиях. Казалось, рабы понимают его с полуслова, но что-то не дает им выйти из ступора. У каждого взгляд мутный, отсутствующий, как у фанатика в религиозном экстазе. Мол, только богам решать, кому быть на воле, кому – в плену.